Комкор думенко. трагедия победителя. Борис Мокеевич Думенко: биография Думенко борис мокеевич полный георгиевский кавалер

23.04.2024

МЕСТО РАССТРЕЛА

Северная часть Братского кладбища, недалеко от улицы Нансена. Седоволосый человек с окладистой бородой проходит мимо надгробных памятников, слегка касаясь рукой решетчатых оград. "Кажется, здесь", - наконец останавливается он возле одной из могил, неподалеку от большого семейного склепа семьи известного писателя Даниила Лукича Мордовцева. Кинорежиссер Юрий Калугин почти уверен, что он определил точное место расстрела красного комкора Бориса Думенко и членов его штаба…

Юрий Георгиевич Калугин собирает материалы, связанные с легендарным основателем Первой Конной армии, красным казаком Борисом Мокеевичем Думенко. У него в подчинении перебывали многие знаменитые командиры Красной Армии, включая Семена Буденного и Клима Ворошилова. Военный талант комкора Думенко во многом способствовал успехам большевиков на Южном фронте. А сам Думенко, несмотря на свои заслуги, был расстрелян в Ростове, в мае 1920 года, по приговору верховного трибунала Красной Армии. Где историческая справедливость? ПРИКЛАДОМ - И ПОД РОГОЖУ Формальной причиной ареста Думенко было обвинение в убийстве комиссара корпуса Микеладзе. Но корни крылись в другом. Когда Первая Конная ворвалась на Дон, ее бойцы - местные жители - увидели последствия расказачивания, которое безжалостно проводила новая советская власть. Среди красных казаков стало зреть недовольство, и центр его сформировался вокруг Думенко, который допускал резкие высказывания в адрес Троцкого и других главкомов Красной Армии. Тогда и был затеян суд над Думенко - политический процесс, с заранее предрешенным исходом. Занимаясь исследованиями, Юрий Калугин много работал в архивах. Ему удалось разыскать стенограмму заседания трибунала от 6 мая 1920 года, на котором Думенко был приговорен к расстрелу. В документе фигурирует человек по фамилии Белобородов - зловещая личность в российской истории. Это он от имени ВЦИК подписал постановление о расстреле царской семьи, фактически взяв на себя ответственность за это злодеяние. Кровь комкора Думенко и его боевых товарищей - тоже на совести Белобородова. Помимо Думенко, к расстрелу были приговорены работники его штаба _ Кравченко, Блейхерт, Абрамов и Колпаков. Их всех содержали в ростовской тюрьме на Богатяновском (нынешний следственный изолятор). Власти боялись, что Думенко отобьют верные ему казаки (его имя пользовалось популярностью в войсках). Поэтому на место расстрела комкора вывозили ночью, тайно, на телеге под рогожей. По одной из версий, его даже предварительно оглушили ударом приклада, чтобы не смог позвать на помощь. - У есть были письма, написанные Думенко из тюрьмы своей семье, - рассказывает Ю.Г. Калугин. - Мы не знаем только одного - места расстрела. Слишком глубоко были спрятаны следы той расправы… В конце 1950-х годов, после XX съезда партии (на котором был разоблачен пресловутый "культ личности"), некоторые участники Гражданской войны стали посылать письма "наверх": тогдашнему председателю Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилову, генеральному секретарю ЦК КПСС Н.С. Хрущеву - с просьбой восстановить справедливость в отношении Думенко. В 1963 году, накануне смещения Хрущева, Военная коллегия Верховного суда СССР отменила приговор 1920 года, реабилитировав Думенко и членов его штаба. - Вроде бы справедливость восторжествовала, но даже в середине 80-х годов над всей этой историей витал невидимый запрет, - продолжает Ю.Г. Калугин. - Реабилитация Думенко автоматически раскрывала неблаговидную роль Буденного и Ворошилова в судьбе Бориса Мокеевича. Надо было пересматривать историю Гражданской войны и восстанавливать истину, чего очень не любили в советские времена. ИЗ МОГИЛЫ - В БАНДУ Но все это предыстория. История начинается с того дня, когда в руки Юрия Калугина попала копия письма К.Е. Ворошилову, написанного бывшим бойцом Первой Конной армии Максимом Васильевичем Дятлуком. В нем приводились неизвестные факты последних дней жизни Думенко. Вот строки из того письма: "11 мая с наступлением темноты Думенко Б.М. вместе с другими осужденными к высшей мере наказания были расстреляны на северной стороне Братского кладбища города Ростова-на-Дону. Трупы их были брошены в глубокую могилу. Кравченко был ранен в шею и руку и потерял сознание. В могиле он очнулся, сложив трупы товарищей друг на друга он вылез из могилы и бежал"… Это письмо содержало поистине сенсационные сведения. Мало того, что в нем указывалось достаточно определенное место расстрела (хотя и без ссылки на то, откуда это известно автору). В нем утверждается невероятный факт: один человек из приговоренных к высшей мере выжил после расстрела! Фамилия Кравченко присутствует в приговоре трибунала. Из документов явствует, что он был начальником снабжения одной из бригад корпуса Думенко, обвинялся в грабежах. Виновным, как и остальные, себя не признал. Рассказывая далее о судьбе Кравченко, Дятлук сообщает в письме, что "постановлением распорядительного заседания военной коллегии Верховного суда РСФСР от 19 сентября 1923 года высшая мера наказания для Кравченко заменена десятью годами лишения свободы". - Если довериться Дятлуку, Кравченко через три года после расстрела снова судили. Точность формулировок вызывала доверие. Значит, где-то должно было остаться следственное дело, - говорит Юрий Калугин. Поиск был долог и труден, но дело в итоге нашлось. Оказалось, что тот самый Кравченко не только поменял фамилию на Кравцов, но и отчество - на Антонович. В марте 1923 года Дагестанским ОГПУ был арестован некто Кравцов Сергей Иванович (Антонович) - по обвинению в участии в бандах на Северном Кавказе. Когда вопросы следователей стали касаться более отдаленного прошлого задержанного, выяснились совершенно фантастические вещи. Вот протокол допроса, произведенного в Дагестанском отделе ГПУ 11 апреля 1923 года. Кравченко-Кравцов дает показания по существу дела: "23 февраля 1920 года я был арестован по делу командира корпуса Думенко, как соучастник заговора штаба Думенко. Верховный трибунал республики нас, пять человек: то есть меня, Думенко, Блейхерта, Абрамова и Колпакова, были приговорены к расстрелу (так написано в документе). Арестованными сидели в Ростове. В ночь на 13 мая меня с Блейхертом на автомобиле повезли на кладбище расстреливать. Прежде всего расстреляли Думенко. Потом расстреляли и меня, за мной Блейхерта. Стреляли меня в затылок, получив три пули я свалился в яму". СТРЕЛЯТЬ НЕЛЬЗЯ ПОМИЛОВАТЬ - Во всех публикация дату гибели комкора определяли по последней записке Думенко, написанной жене из тюрьмы, в которой говорилось: "сегодня, 11 мая 1920 года нас расстреляют". Теперь мы можем называть более достоверную дату гибели Думенко, названную Кравченко. А может, он перепутал даты: ведь жизнь у него в эти несколько лет была перенасыщена бурными событиями? - размышляет Ю.Г. Калугин. А вот подлинный рассказ самого Кравченко: "После того, как нас зарыли, оказавшись раздетым, я когда опомнился, стал кричать, чтобы меня добили, но исполнители разбежались. Оставшись до полвины зарытым землей, после того как мои просьбы не получили ответа, из могилы стал вылезать в одной рубашке и брюках. Пошел в балку (район сегодняшней Безымянной балки - примеч. авт.), где в сарае пролежал до четырех часов следующего дня. Набравшись новыми силами, я пошел в городской распределительный пункт. Будучи весь в крови я заявил что якобы ранен грабителями на станции-вокзале. При записи указал, что являюсь красноармейцем 1-го кавалерийского полка Кравцовым Сергеем Ивановичем. Из распределителя я был направлен в госпиталь. С этого момента стал носить фамилию Кравцов". Судьба забросила Кравченко-Кравцова в Кизляр, где он сумел получить тихую должность письмоводителя в местном военкомате. Но вскоре в Кизляре оказался старый знакомый Кравченко, который его узнал. Ему также было известно, за что Кравченко расстреляли. Этот знакомый немедленно заявил "куда следует", и Кравченко ничего не оставалось кроме как бежать. Он примкнул к местной банде, два года его носило по горам и степям. Несколько раз Кравченко пытался сдаться красным, даже приходил с повинной, но как-то все не складывалось. "Совсем как у Гришки Мелехова в шолоховском романе "Тихий Дон", - говорит Юрий Калугин. В конце концов банду ликвидировали, Кравцов-Кравченко оказался в ОГПУ. Долгое время с ним не знали что делать. Все сомнения выражены в докладной записке уполномоченного ГПУ Ананьина на имя полномочного председателя ПП ГПУ по Юго-Востоку России товарищу Евдокимову: "Кравченко не может быть помилован на основании постановления ВЦИК, поскольку таковой числится как расстрелянный по приговору Верхтриба… Как Кравцов Сергей Антонович он также не может быть помилован за бандитизм после добрсдачи. Мое личное мнение _ он также не может быть использован в деле борьбы против бандитизма. Таковой должен быть расстрелян как проходящий по делу Думенко"… О судьбе Кравченко запросили Юго-Восточное бюро ЦК РКП(б). И оттуда пришел такой ответ: "Уважаемый товарищ Евдокимов! Это действительно казус, такого никто не мог предвидеть… 1. Запросить Центр о дальнейшей судьбе Кравченко. 2. Приговор не приводить в исполнение до разрешения вопроса с Центром". Окончательное решение по делу Кравченко было принято на распорядительном заседании военной коллегии Верховного Суда РСФСР 19 сентября 1923 года. За преступные действия он был приговорен к расстрелу, но суд счел возможным применить к нему амнистию в честь 5-й годовщины революции и заменить расстрел десятью годами лишения свободы. Имеются не очень убедительные свидетельства о том, что в 30-е годы Кравченко работал на "Ростсельмаше". Больше о его судьбе ничего неизвестно. Возможно, в Ростове остались его родственники. У КОМКОРА БУДЕТ ПАМЯТНИК Юрий Калугин снял документальный фильм о судьбе комкора Думенко, выпустил телепередачу "Без срока давности". Сейчас он преподает в Санкт-Петербургском университете кино и телевидения, на кафедре операторского искусства. Разумеется, рассказывает студентам о Думенко, показывает кадры из своего фильма. Во время съемок Юрий Георгиевич попытался установить место расстрела комкора и его товарищей. Как считает, ему это удалось. ...Северный сектор Братского кладбища, где находится безымянная могила, Юрий Калугин посетил вместе с председателем регионального отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры Александром Кожиным. Ориентируясь по известным ему приметам, кинорежиссер остановился возле старого покосившегося креста. - Здесь, - окончательно определился Юрий Калугин. - Погрешность может составлять всего несколько метров. - Я надеюсь, здесь со временем появится памятный знак с текстом, который будет напоминать, что на этом месте были расстреляны в 1920 году Борис Думенко и его штаб, - сообщил председатель регионального отделения ВООПИиК А.О. Кожин. - Фамилии Кравченко на памятнике, разумеется не будет, но мы должны быть благодарны этому человеку за то, что нам стало известно о последних днях легендарного командира и о месте его расстрела. А вот что сказал кинорежиссер Юрий Калугин, стараниями которого и удалось распутать этот настоящий исторический детектив: _ Свое личное отношение и к комкору Думенко, и к тем кровавым временам я высказал в своем фильме. Мы должны понять тех людей, сострадать им, независимо от того, в каком они были лагере. Все они _ наши соотечественники, и все желали светлого будущего России, хотя и понимали его по-разному.

Материал из Офицеры русской императорской армии

Даты жизни: 18.01.1888-14.05.1920

Биография:

родился в семье украинского крестьянина Макея Анисмовича Думенко, 18 января 1888г. в селе Князьки,Ромодановского уезда Полтавской губернии..Отец Бориса Макеевича-Макей Анисимович Думенко, работал на строительстве ж\д ветки магистрали Киев-Полтава. Осенью 1888-го г. семья Бориса Макеевича Думенко,пересилилась на казачий Дон в поисках лучшей жизни. Еще раньше родной брат Макея Анисимовича Думенко, Федот Анисимович Думенко пересилился с Украины на Дон где жил в Сальском округе войска Донского,Здесь 15(18), августа 1888 г. Борис принял крещение: хутор Казачий Хомутец, Область Войска Донского, Российская империя.Женился Борис Макеевич рано в 1905г. на Марфе Петровне Зайцевой, В 1906г. родилась дочка Мария Борисовна Думенко,В 1907г. Бориса Макеевича Думенко, призвали на действительную службу в Царскую Армию.В 1911-1912гг., служил в г. Одесса.где закончил с отличием унтер-офицерскую команду.,в 1912-1914гг. служил в составе 9-й конной артиллерийской батареи,Участник 1-й мировой войны 1914-1918гг В период Первой мировой войны служил в Лейб-Гвардии конно-артиллерийском полку. Вахмистр. В период Гражданской войны, один из организаторов советской кавалерии на Дону. В начале 1918 года организовал кавалерийский партизанский отряд и включился в активную борьбу с донской контрреволюцией. С июля 1918 года Думенко командир 1-го кав. крестьянского социалистического полка, награжденного за боевые заслуги Почетным революционным Красным знаменем. С сентября 1918 года - Думенко командир 1-й Донской советскй кавалерийской бригады, а с ноября начальник Сводной кавалерийской дивизии (с янв. 1919 отдельная, а с марта 4-я кавалерийская дивизия), которая под его руководством успешно сражалась против белоказаков Краснова и деникинских войск. С марта 1919 года помощник начальника штаба 10-й армии по кавалерийской части, в мае 1919 года тяжело ранен. В сентябре 1919 года Думенко организовал Сводный кавалерийский корпус, отличившийся в составе 9-й армии при освобождении Новочеркасска в январе 1920 года. В феврале 1920 арестован и осужден по ложному обвинению.11 мая 1920г. Тройкой РВС приговорены к высшей мере наказания расстрелу:В деле трибунала, судившего Думенко и его товарищей, сохранились доносы, собственноручно подписанные Ворошиловым, Щаденко, а также командармом Буденным, которого эти двое уговорили написать донос»). В последнем слове Думенко сказал: «…Мне как старому революционеру, борющемуся за Советскую власть, было очень больно слышать обвинение в контрреволюции, было больно такое обвинение читать, когда сидел там за решетками, было больно мне смотреть из-за решеток, как мои кони моих всадников уносят на фронт. Я плакал, когда это видел, но я утешал себя, что пролетариат вернет мне честное имя, а армии – солдата». До последнего вздоха он верил в высшую меру справедливости”.Приговорен к смертной казни расстрелу.14 мая 1920 года Думенко,Колпаков,Антонов Я.Я.,Блехерт,Абрамов,Шевкоплясов, Кравченко,Носов,Панов, и Чалых П., расстреляны на Братском кладбище г. Ростова На Дону.

Чины: Вахмистр.Старший вахмистр на должности подпрапорщика.

Награды: Полный Георгиевский кавалер 4 степени Георгиевского креста и тремя ГМ "За Храбрость",также награжден 2 медалями "За Усердие" из которых одна шейная за отказ от увольнения в запас.,Медалями"За Спасение Погибавшихъ"300 Лет Дома Романовых"2 Наградными часами от командования РИА. В период Гражданской войны был награжден Орденом "Красное Знамя" за № 5,Почетным Революционным именным оружием,Почетным Званием краском, 2 серебряными часами, 2 золотыми именными часами, серебряным именным портсигаром.

Дополнительная информация:

Вернувшись с фронта, сформировал в начале 1918 года один из первых крестьянских конных отрядов, вступивших в борьбу против казаков за землю и установление на Дону советской власти . С апреля командовал батальоном Сводного крестьянского социалистического полка, с июля - первым кавалерийским крестьянским социалистическим полком. Хорошее знание конного дела, организаторские способности, личное мужество, отменная рубка с обеих рук и многочисленные победы быстро принесли Думенко популярность среди крестьянского населения Дона. Это позволило ему объединить мелкие конные отряды (командир одного из таких отрядов - С. М. Будённый - стал его помощником). Мстя Думенко, казаки убили его жену, после чего он прибавил к названию своего полка слово «карательный».

В беспрестанных боях с частями Донской армии во второй половине 1918 года Думенко активно пополнял и развёртывал свои части, вошедшие в состав Южного фронта регулярной Красной армии. В сентябре он был назначен командиром сформированной им 1-й Донской кавалерийской бригады, в декабре - начальником 1-й Сводной кавалерийской дивизии 10-й армии. 2 марта 1919 года стал одним из первых кавалеров ордена Красного Знамени , получив знак № 5. По другим данным пятым орденом награждён Ю. В. Саблин .

В январе 1919 года был назначен начальником формируемой им 4-й Петроградской кавалерийской дивизии , в апреле - помощником начальника штаба 10-й армии по кавалерии, в мае командовал «левой группой войск» 10-й армии. 25 мая 1919 года в крупном конном сражении на реке Сал был тяжело ранен (пуля пробила лёгкое) и эвакуирован в Саратов , где ему профессором С. И. Спасокукоцким было сделано несколько операций. В командование дивизией, развёрнутой вскоре в Конный корпус, вступил Будённый.

В июле после выписки Думенко поспешил вернуться в строй, несмотря на заключение Спасокукоцкого, что для восстановления «полной трудоспособности» требуется «не менее двух лет». К концу лета 1919 года вся Донская область оказалась под властью белых, 10-я армия оставила Царицын . 14 сентября Думенко был назначен командиром вновь сформированного Конно-сводного корпуса (в составе 1-й партизанской, 2-й Горской и 3-й Донской кавалерийских бригад), в который были сведены различные части войсковой конницы.

В сентябре-декабре 1919 года в составе Юго-Восточного (Кавказского) фронта этот корпус одержал несколько побед над конными корпусами Донской и Кавказской армий ВСЮР , захватив тысячи пленных и массу трофеев (сотни орудий и пулемётов, десятки бронеавтомобилей и танков) и сыграв решающую роль в занятии Донской области. Форсировав в середине декабря Дон, Конно-сводный корпус 7 января 1920 года взял столицу Всевеликого Войска Донского Новочеркасск . Впоследствии эти войска вошли в состав 2-й Конной армии .

Подоплёка конфликта - противостояние Троцкого и Сталина [ ] . Думенко был выдвиженцем Сталина, замом его был Будённый. При создании второго конного корпуса Будённый стал командиром первого и на базе корпуса впоследствии развернул 1-ю Конную армию . А 2-й корпус Думенко был передан на Кавказский фронт , которым командовал выдвиженец Троцкого - Тухачевский .

По другому, более обоснованному, мнению, устранение Думенко - результат деятельности группы военной оппозиции в лице И. Сталина, К. Ворошилова и С. Буденного, которого Думенко в своё время высек за провинности его подчинённых. .

Посмертно реабилитирован в августе 1964 года.

У вас все? - спросил Розенберг. И не дождавшись ответа, как-то очень поспешно, как бы торопясь закончить до смерти надоевшее дело, объявил: - Суд удаляется на совещание. Была уже полночь. До половины четвертого томились подсудимые, дожидаясь приговора... Не расходились и приглашенные; в их гомоне слышались тревога, неуверенность. Можно было понять, что многих давит постыдное чувство, что они, пожалуй, стали свидетелями откровенной расправы. Впрочем, надо подождать, может, все обернется еще и не так страшно. Но обернулось страшно. Розенберг перед зачтением приговора бесконечно долго молчал, будто и сам устыдился содеянного. Однако голос его прозвучал с той же мрачной торжественностью, с какой он начал судебный процесс. ...Суд постановил: Комкора Сводного корпуса Думенко Бориса Макеевича, начальника штаба, бывшего офицера Абрамова Михаила Никифоровича, начальника оперативного отдела, бывшего офицера Блехерта Ивана Францевича, начальника разведки Колпакова Марка Григорьевича и начальника снабжения 2-й бригады Кравченко Сергея Антоновича лишить полученных ими от Советской власти наград, в том числе ордена Красного Знамени, почетного звания красных командиров, и применить к ним высшую меру наказания - расстрелять; комендантов штаба Ямкового Ивана Митрофановича и Носова Дорофея Герасимовича подвергнуть принудительным работам с лишением свободы - Ямкового на десять лет, а Носова на двадцать лет. Трое суток шла борьба за жизнь Думенко. Андрей Знаменский от имени Донисполкома просил суд пересмотреть свой приговор или войти с ходатайством во ВЦИК о помиловании. Розенберг отверг просьбу о пересмотре приговора, но, уступая настойчивости донцов, в тот же день связался по прямому проводу С Москвой - Реввоентрибуналом Республики. В докладе высказался о том, что, по мнению местных ответственных работников, учитывая революционные заслуги Конного корпуса, надлежало бы войти с ходатайством во ВЦИК о замене осужденным расстрела лишением свободы. Член РВТР Анскин на это ответил: - Указанные соображения вы должны были принять во внимание при вынесении приговора. Со стороны же Реввоентрибунала Республики в полном согласии с Реввоенсоветом Республики не встречается препятствий в приведении приговора в исполнение. В данном случае нет нужды выжидать сорок восемь часов, приведите приговор в исполнение немедленно. Три ночи еще провел Борис в своей одиночке. Заглядывая себе в душу, он словно ощупью блуждал в потемках своего трагического недоумения с трепетно-мерцающей свечой очень слабой надежды, что Москва его спасет, только бы пробились туда голоса защитников. В камере его внимание больше всего привлекала дверь. Казалось, он изучил ее неотступным взглядом до мельчайшей царапинки: ведь это именно через нее он должен уйти туда, к краю уже, поди, выкопанной могилы. Страшно ли ему? Скорее жутко. В этой мертвящей жути на каком-то черном огне переплавлялись в сплошную, ни на шаг не отпускающую боль и лютая обида, и недоумение, и протест против всесокрушительного насилия. Думы об Асе не только не ослабляли боль, а делали ее еще более невыносимой. Любовь к ней разжигала в нем еще не испытанную в такой степени жажду к жизни, с которой в любую минуту он должен был расстаться, вот как только со скрипом откроется эта дверь - последняя граница между светом и вечной тьмою. К своему смертному походу Думенко приготовился в первый же час, как только его заключили в камеру после вынесения приговора. Уложил в чемодан вещи, сел писать письмо Асе. Водил карандашом по бумаге так, словно старался переселить в нее весь трепет пока живой его руки, еще совсем недавно так ненасытно ласкавшей тело этой самой для него чудесной женщины на свете. Иногда подносил руку к глазам, представлял себе ее неподвижной, холодной и никак не мог смириться с этим жутким представлением. И опять водил карандашом по бумаге. «Милая, дорогая моя Ася. Возвращаю чемодан, перчатки, простыню, платок, ложку, чай, вишни, салфетку и шубу. У меня остается подушка, одеяло. Вот тогда можешь взять... А сапоги, френч, шинель и брюки, это, может, тебе уже не попадет. Целую всех крепко и крепко. Борис». Кончил писать, опустил руки на колени и опять уставился неподвижным взглядом на дверь, вслушался всем существом: пе гремят ли шаги, не идет ли тот, кто должен сказать: «Ну, идем, последний твой час настал». Чтобы уйти взглядом от двери, перечитал заново письмо. Неужели это последние слова, которые суждено оставить ему на бумаге? И опять побрел в потемках иступленной больной мыслью, ища выхода из смертной беды по буеракам опустошенной души, в которой, словно В степи, выдуло ледяным ветром все до последней травинки-былинки, что могло бы заключать хоть малейшую надежду на спасение. А может, все-таки есть на свете бог? ...И дверь распахнулась. И встал Думенко. Встал медленно, словно надеясь, что это еще не для него, не для последнего похода... И ударило солнце в глаза бывшего комкора. Ударило яростно, словно торопясь в остатний раз согреть, обласкать сына степей, а стало быть, в чем-то и его, солнца, сына. И ударили копыта несметной конницы в стонущую землю. Нет, не сердце колотится - конница мчится... Унеси, унеси, красная конница, в памяти своей имя своего трагического комкора в дальние времена... Пусть эхо последних кличей его не оборвется, перерожденное в жиденький залп при исполнении приговора... Одного из смертников - Кравченко пощадила пуля, не отняла жизнь. Опамятовавшись, разворошил плечами мертвые тела. Будто сила какая выкинула его наверх. Скатившись клубком в теклину, он пропал в кустарнике. Эпилог Через сорок четыре года вышел этот документ: Верховный Суд Союза ССР Определение № 3н-0667/64 Военная коллегия Верховного Суда СССР в составе: председательствующего - генерал-майора юстиции Чистякова и членов: подполковника юстиции Федоткина, полковника юстиции Козлова рассмотрела в заседании от 27 августа 1964 года протест в порядке надзора Генерального Прокурора Союза ССР на приговор Выездной сессии Реввоентрибунала Республики в городе Ростове-на-Дону от 5-6 мая 1920 года, которым военнослужащие Сводного Конного корпуса 9 армии Кавказского фронта Думенко Борис Макеевич, 32 лет, командир корпуса, по происхождению из крестьян, бывший вахмистр царской армии, доброволец РККА, член РКП (б) с декабря 1919 года, Абрамов Михаил Никифорович, 26 лет, начальник штаба корпуса, по происхождению из крестьян, бывший штабс-капитан царской армии, доброволец РККА, беспартийный, Блехерт Иван Францевич, 26 лет, начальник оперативного отдела штаба корпуса, по происхождению из дворян, бывший штабс-ротмистр царской армии, в РККА по мобилизации, беспартийный, Колпаков Марк Григорьевич, 23 лет, начальник разведки штаба корпуса, по происхождению из крестьян, доброволец РККА, беспартийный, Кравченко Сергей Антонович, 29 лет, начальник снабжения 2-й бригады того же корпуса, по происхождению из крестьян, доброволец РККА, беспартийный осуждены к расстрелу. Носов Дорофей Герасимович, 28 лет, комендант полевого штаба корпуса, по происхождению из крестьян, доброволец РККА, член РКП(б) с 1917 года осужден к лишению свободы на 20 лет; Ямковой Иван Митрофанович, 29 лет, комендант тылового штаба корпуса, по происхождению из крестьян, доброволец РККА, член РКП(б) с июня 1918 года осужден к лишению свободы на 10 лет. Приговор в отношении Думенко, Абрамова, Блехерта и Колпакова приведен в исполнение. Постановлением распорядительного заседания военной коллегии Верховного Суда Республики от 19 сентября 1923 года высшая мера наказания Кравченко заменена десятью годами лишения свободы. Заслушав доклад полковника юстиции Козлова и заключение Главного военного прокурора генерал-лейтенанта юстиции Горного, полагавшего протест удовлетворить и дело производством прекратить, Военная коллегия Верховного Суда СССР установила... (Далее в этом документе приводятся мотивы приговора Выездной сессии Реввоентрибунала от 5-6 мая 1920 года.) ...В своем протесте на этот приговор Генеральный прокурор Союза ССР ставит вопрос об отмене приговора Реввоентрибунала Республики и прекращении дела в отношении всех осужденных за отсутствием состава преступлений в их действиях по следующим основаниям: Осужденные как на предварительном следствии, так и в судебном заседании виновными себя не признали, и в деле отсутствуют объективные доказательства виновности осужденных. Из материалов дела усматривается, что ночью 14 января 1920 года находившийся в состоянии опьянения комиссар связи штаба 9 армии Захаров действительно двумя выстрелами был ранен в лицо. Захаров на предварительном следствии утверждал, что в него стрелял по политическим мотивам ехавший с ним в повозке Носов с целью убрать его как опасного свидетеля, слышавшего во время выпивки высказывания Блехерта, направленные «против жидов и комиссаров». В действительности, как установлено следствием, с Захаровым в повозке ехал не Носов, а Кравченко, но и Кравченко не помнит, что с ним произошло, так как был сильно пьян. Кучер повозки по делу не установлен и не допрошен. Выводы суда о том, что на убийство Захарова покушался Кравченко по указанным выше мотивам также являются несостоятельными и не вытекают из изложенных обстоятельств дела. Вечером 2-го февраля 1920 года комиссар корпуса Микеладзе выехал из штаба корпуса в подчиненную корпусу бригаду. В одной из балок на пути следования Микеладзе ему были нанесены смертельные огнестрельные и сабельные ранения, от которых он на месте скончался. Ни исполнители, ни соучастники преступления материалами дела не установлены... Обвинение Думенко и других осужденных офицеров корпуса в том, что они организовали убийство комиссара Микеладзе, основано только на предположении и аргументировано лишь тем, что осужденные были вообще враждебно настроены против коммунистов и комиссаров. Однако из имеющихся в деле документов видно, что прибывший 10 января 1920 года на работу в корпус Микеладзе установил с командиром корпуса Думенко деловой и политический контакт и поддерживал его в необходимости проведения организационных мероприятий в отношении некоторой части непригодных политкомов и работников особого отдела корпуса. Как видно из материалов дела и дополнительных материалов, добытых при проверке дела в настоящее время, положенные в основу обвинения Думенко и других свидетельские показания ряда командиров и политработников корпуса, несмотря на их противоречивость и неубедительность, в процессе предварительного расследования тщательной и объективной проверке не подвергались. В судебном заседании свидетельские показания не проверялись, но были положены в основание приговор а, хотя выдвинутые против Думенко и других осужденных обвинения носили характер общий и фактами не подтверждались. Причины конфликта между ним и некоторой частью политработников Думенко объяснял тем, что он требовал от них быть на позициях, а не находиться в тылу. В материалах дела нет ни одного факта удаления из корпуса кого-либо из политработников. Отсутствуют также факты пьянства Думенко. Сам же Думенко заявлял на суде, что он непьющий. К делу приобщены материалы о том, что отдельные командиры совершали по отношению к населению незаконные действия (Колпаков ударил плетью председателя сельревкома за сокрытие подвод, Носов и Ямковой изымали носильные вещи у населения, имеются жалобы на реквизицию и т.д.). Однако эти факты не давали оснований для сделанных судом обобщений, т.к. из дела и дополнительных материалов видно, что Думенко, как командир корпуса, проводил борьбу с бесчинствами по отношению к населению. Несостоятельным является обвинение Думенко и в том, что он препятствовал работе Реввоентрибунала и особого отдела. Доказательств этого обвинения в деле нет. Проверкой установлено, что вопрос об аресте Абрамова Думенко решал совместно с политкомом штаба корпуса Васильевым, отменен же арест был начальником особого отдела Х армии. По ходатайству защиты в судебном заседании были допрошены в качестве свидетелей начальник политотдела фронта Балашов и военком путей сообщения армии Клименко, которые своими показаниями опровергли собранные в процессе следствия материалы о враждебном отношении Думенко к политработникам и о зажиме политработы в корпусе. Все осужденные по настоящему делу, за исключением Блехерта, являлись добровольцами РККА и в течение всего периода гражданской войны боролись за установление Советской власти. Думенко же является одним из организаторов красной конницы. В течение 2-х лет он вел героическую борьбу против белых на Юго-Восточном фронте, награжден двумя золотыми часами, именной шашкой и орденом Красного Знамени. В связи с освобождением станицы Великокняжеской В.И. Ленин 4 апреля 1919 года по телеграфу передал: «Привет герою 10-й армии товарищу Думенко и его отважной кавалерии, покрывшей себя славой». Рассмотрев материалы уголовного дела И дополнительной проверки, Военная коллегия Верховного Суда СССР находит протест Генерального прокурор а СССР правильным и обоснованным. В деле отсутствуют объективные доказательства вины Думенко И других осужденных в заговоре против Советской власти и совершении других преступлений, На основании изложенного и руководствуясь ст. 48 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, Военная коллегия Верховного Суда СССР определила: приговор Выездной сессии Революционного военного трибунала Республики от 5-6 мая 1920 года в отношении Думенко Бориса Макеевича, Абрамова Михаила Никифоровича, Блехерта Ивана Францевича, Колпакова Марка Григорьевича, Кравченко Сергея Антоновича, Носова Дорофея Герасимовича и Ямкового Ивана Митрофановича отменить и дело о них в уголовном порядке производством прекратить за отсутствием в их действиях состава преступления . Подлинное за надлежащими подписями. (Цитата по книге В. Карпенко. Комкор Думенко. Приволжское книжное издательство. Саратов, 1976). О судьбе выжившего после расстрела красноармейца Кравченко читать

Ю. Калугин

Эта история случилась в самом начале 20-х годов и выглядит невероятной даже в ряду многих неординарных событий русской революции. Помню, держал в руках «дело № 80081» - и все равно не верил, что оно найдено... Но обо всем по порядку.

23 февраля 1920 г. в донской станице Багаевской был арестован командир Конно-сводного корпуса Борис Макеевич Думенко. Вместе с ним арестовали и ответственных работников его штаба.

Думенко к тому времени, благодаря хвалебным статьям в печати, стал личностью, известной всей Советской республике, а на родном Дону - легендарной. Иногородний крестьянин хутора Казачий Хомутец, фронтовик, вахмистр, в начале 1918 г. он создал первый конный краснопартизанский отряд на Дону, начал борьбу с отрядами белой Донской армии, затем - первый кавалерийский полк, первую кавалерийскую дивизии регулярной Красной армии на Южном фронте. Отличился в кровавых боях за Царицын и Великокняжескую. Сформировал два конных корпуса. Один из них впоследствии был развернут в 1-ю Конную армию, другой - во 2-ю Конную. У него в подчинении перебывали многие знаменитые кавалерийские командиры, включая и С.М. Буденного.

Арестовали Думенко по обвинению в убийстве политкомиссара корпуса В.Н. Микеладзе, заодно приписав грабежи, насилия и антисемитизм. История эта многим казалась тогда «темной». Сегодня мы знаем: причины расправы крылись совсем в ином.

В конце 1919 - начале 1920 гг. армии Кавказского фронта освободили Дон от войск генерала А.И. Деникина. Главную роль в разгроме белых сыграла конница: Конно-сводный корпус Думенко взял Новочеркасск, 1-я Конная армия Буденного - Ростов-на-Дону. Но среди победителей - донских крестьян и казаков, из которых в основном состояли части красной конницы, - уже быстро зрело недовольство кровавыми итогами «расказачивания» и беспощадной продразверсткой, грозящей разорением и голодом. И тогда главный лозунг революции «Грабь награбленное!» загремел над «освобожденной» землей. Красные конники, прежде всего из 1-й Конной, настолько активно принялись за дело, что уже сразу же после взятия Ростова в городе стали создаваться рабочие отряды самообороны от «освободителей», а к Ленину и во ВЦИК полетели телеграммы с просьбой защитить население от грабителей.

Большевистская власть избрала, со своей точки зрения, наиболее «целесообразный» путь «решения вопроса». Прежде всего, надо отвести части от «лакомых мест» - богатых городов, - а затем беспощадными репрессивными мерами навести порядок.

Но какими именно?

Был изобретен поистине иезуитский ход: арестовать наиболее популярного на Дону командира-конника и организовать показательный революционный

суд с карательным исходом. Насколько эта цель была не прикрыта, можно узнать из стенограммы суда, которая сохранилась в судебно-следственном «деле № 326» по обвинению Думенко и его боевых товарищей. Наиболее активную роль на суде сыграл член РВС 9-й армии А.Г. Белобородов, уже «прославившийся» тем, что в июле 1918 г., будучи председателем Уральского областного совета, подписал решение совета о расстреле императора Николая II и его семьи. Теперь же он, выступая в роли обвинителя, решительно добивался - и добился - смертного приговора Думенко и работникам его штаба. 6 мая 1920 г. в Ростове выездная сессия Реввоентрибунала Республики приговорила их к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 11 мая, после отклонения ВЦИКом ходатайства о помиловании.

Из дела известны ход следствия, так и не установившего подлинного убийцу, и заседаний трибунала, вынесшего приговор, предрешенный Троцким. Военно-политическую обстановку, атмосферу зависти, недоверия и клеветы, сгустившуюся вокруг опального комкора, достоверно рисуют многочисленные документы Российского государственного военного архива (бывшего ЦГАСА). Даже чудом сохранились и находятся теперь в Ростовском краеведческом музее письма Думенко жене Анастасии из тюрьмы... Жизнь Бориса Думенко, по сути - создателя советской кавалерии, талантливо описана в неоднократно переизданной дилогии донского писателя Владимира Карпенко - «Комкор Думенко».

Но ни писатель, ни историки Гражданской войны, ни мы, кинематографисты, снимавшие документальную кинотрилогию о трагедии донского казачества в 1917-1920 гг., ни многочисленные ветераны-думенковцы - никто достоверно не знал одного: где и как были расстреляны Думенко и его боевые товарищи. Их было четверо: 26-летний начальник штаба Михаил Николаевич Абрамов, бывший штабс-капитан, 26-летний начальник оперативного отдела Иван Францевич Блехерт, бывший штабс-ротмистр, 23-летний начальник корпусной разведки Марк Григорьевич Колпаков и 29-летний начальник снабжения 2-й бригады Сергей Антонович Кравченко. И не надеялись когда-нибудь узнать: уж очень глубоко были спрятаны следы той расправы. Разные ходили слухи, разные места называли: и двор ростовской тюрьмы «Богатянки», где содержались арестованные, и печально знаменитую Балабановскую рощу, и городское кладбище, и даже Москву...

В конце 50-х годов, после ХХ съезда КПСС, некоторые ветераны-конники стали посылать письма «наверх»: К.Е. Ворошилову, тогдашнему председателю Верховного Совета СССР, и Н.С. Хрущеву, Первому секретарю ЦК КПСС, с требованием восстановить справедливость в отношении Думенко. Их многолетние усилия привели к тому, что Военная прокуратура провела тщательную проверку «дела № 326» и в августе 1964 г., незадолго до смещения Хрущева, Военная коллегия Верховного Суда отменила приговор 1920 г., реабилитировала Думенко и всех приговоренных «за отсутствием состава преступления». Вроде бы справедливость восторжествовала. Но даже в 80-х годах над всей этой историей витал невидимый запрет. Яркое свидетельство тому - многолетняя затяжка издания дилогии «Комкор Думенко». Почему?

Дело в том, что реабилитация Думенко раскрыла неблаговидную роль в его судьбе двух главных «первоконников» - Буденного и Ворошилова. К тому же надо было пересматривать историю Гражданской войны, восстанавливать истину, «возвращать» Думенко одержанные им победы, в 30-е и последующие годы приписанные Буденному.

Так или иначе тема была «открыта», за нее активно взялись историки и краеведы, но ни они, ни еще раньше следователи Военной прокуратуры, не установили, когда и как были расстреляны Думенко, Абрамов, Блехерт, Колпаков и Кравченко. Документы хранили на этот счет полное молчание. Место расстрела оставалось тайной...

Годы спустя какими-то уже не ведомыми путями к писателю Владимиру Карпенко попало любопытное письмо, написанное в сентябре 1962 г. Проживавший в Новочеркасске Д. Карагодин, участник Гражданской войны, взявшийся за изучение боевого пути Думенко еще до его реабилитации, сообщал своему московскому другу П.П. Боброву:

«В своем письме от 11/X Вы написали: «Расстреляли Думенко, со слов М.М. Зотова, во дворе тюрьмы».

Это неверно. Еще в мае 1920 года, при проезде на врангелевский фронт через Ростов, я виделся с комендантом Реввоентрибунала Кавфронта Василием Тучиным (производившем с командой расстрел). Я его спросил: «Где же расстреляли Бориса, в Ростове или в Москве?» (Ходила официальная версия, что все осужденные к смерти вместе с делом, по требованию ВЦИКа, отправлены в Москву).

Тучин кратко ответил: «Расстреляли здесь. В Кизитеринской балке». Не верить Тучину оснований у меня не было.

Позже, в апреле 1923 года, когда я производил ревизию Новочеркасской тюрьмы, совершенно неожиданно нач. тюрьмы Александров устроил мне свидание с Сергеем Кравченко, который, как известно, был расстрелян вместе с Думенко и другими и... остался жив. Вот этот-то С. Кравченко, привезенный ко мне на квартиру Александровым и его замом Харченко, самым подробным образом рассказал мне и о том, как они сидели в ростовской тюрьме, о чем говорили в камере смертников, и в какой последовательности вывозил их Тучин на расстрел (первыми Думенко и Блехерт, затем Абрамов и Колпаков, и последним С. Кравченко), и указал точное место, где были вырыты могилы, у которых все они и были расстреляны (С. Кравченко попал в могилу, где уже лежали Думенко и Блехерт). Место это находилось в глиняном карьере кирпичного з-да № 3, в Кизитеринской балке.

Если когда-либо будете ехать поездом из Новочеркасска в Ростов, то на перегоне Кизитеринка - Сельмаш, когда на траверзе поезда появится слева Кизитеринская балка, а в ней кирпичный з-д, то мысленно возьмите азимут от дымовой трубы з-да в северо-северо-западном направлении. Здесь, в ста метрах от заводской трубы, и будет точка последнего расставания Б.М. Думенко с жизнью.

И еще один довод. Если бы расстрел Думенко и его соратников происходил во дворе ростовской тюрьмы, то этот факт уже исключал бы возможность побега из могилы С. Кравченко».
Все, казалось бы, указывает на достоверность этих сведений: и обстоятельства их получения, и точность деталей. Владимир Карпенко доверился им и внес соответствующие уточнения в текст романа «Красный генерал», вторую книгу дилогии, переизданную издательством «Советская Россия» в 1991 г.

Но сохранилось и другое письмо, и копия его в те же годы попала мне в руки. Написал его бывший боец 1-й Конной армии Максим Васильевич Дятлук и послал Ворошилову. Среди фактов, впервые для того времени раскрывающих роль Думенко в создании красной кавалерии, он сообщил:

«11 мая с наступлением темноты Думенко Б.М. с другими осужденными к высшей мере наказания были расстреляны на северной стороне Братского кладбища города Ростова-на-Дону. Трупы их были брошены в глубокую могилу. Кравченко был ранен в шею и руку и потерял сознание. В могиле он очнулся; сложив трупы товарищей друг на друга, он вылез из могилы и бежал»

Собственные мои поиски сведений о Кравченко ни к чему не привели. Правда, были не очень убедительные свидетельства, что вроде бы он в 30-е годы работал на «Ростсельмаше», что где-то должны быть его родственники.

В 90-е годы, получив доступ к архиву ФСБ по Ростовской области, я решил сделать попытку найти его следы. Ключ к поискам дало то же письмо Дятлука: «Постановлением распорядительного заседания военной коллегии Верховного Суда Республики от 19 сентября 1923 года высшая мера наказания Кравченко заменена десятью годами лишения свободы». Значит, если довериться Дятлуку, Кравченко через три года после расстрела судили, а значит, должно существовать следственное дело. Точность же формулировки, приводимой в письме и будто бы списанной с приговора, вызывала доверие.

Обратился к работникам архива с просьбой о розыске дела, зная только фамилию Кравченко, инициалы и приблизительно год рождения. Поиск был, ввиду распространенности этой фамилии, долог и труден, но в конце концов увенчался успехом. Я и теперь изумляюсь удаче, потому что Кравченко, и этого можно было ожидать, поменял не только фамилию (на Кравцов), но и отчество (на Иванович). К тому же большая часть показаний оказалась посвящена другим событиям.

В марте 1923 г. Дагестанским ГПУ был арестован некто Кравцов Сергей Иванович по обвинению в участии в бандах на Северном Кавказе. На первых допросах в основном выяснялось его участие в действиях банд, но когда вопросы стали касаться его более отдаленного прошлого, открылись фантастические вещи.

«24 февраля 1920 года я был арестован по делу командира корпуса Думенко, как соучастник заговора штаба Думенко.
Верховным трибуналом Республики нас пять человек, то есть меня, Думенко, Блейхерта, Абрамова и Колпакова были приговорены к расстрелу. Арестованными сидели в г. Ростове, в ночь на 13 мая 1920 года меня с Блейхертом на автомобиле повезли на кладбище расстреливать. Прежде всего расстреляли Думенко. Потом расстреляли и меня, за мной Блейхерта. Стреляли меня в затылок, получив три пули, я свалился в яму».

В этом рассказе есть некоторые несуразности. Например, слова о том, как после Кравченко расстреливали Блехерта. Откуда он мог это знать, если в него уже всадили три пули, и он должен был потерять сознание?

Протокол крайне скуп на подробности. И все-таки многое стало известно: и как их везли, и как их расстреливали, и место расстрела. Кроме того, появилась новая дата гибели - 13 мая, которая прежде нигде не фигурировала. Во всех научных публикациях и в дилогии Владимира Карпенко дата определена по материалам дела и по последней записке Думенко, написанной жене из тюрьмы, где он сообщил, что «сегодня 11 мая 1920 года нас расстреляют». Может быть, дата, названная Кравченко, более достоверна?

Обратимся теперь к судьбе «беглеца из могилы». Вот подлинный рассказ самого Кравченко, как он записан в протоколе допроса:
«После того, как нас зарыли, оказавшись раздетым, я как-то опомнился, стал кричать, чтоб меня добили, но исполнители разбежались. Оставшись до половины зарытым землей, после того как на мои просьбы не получил ответа, то из могилы стал вылезать в одной рубашке и брюках, пошел в балку, где в сарае пролежал до 4-х часов следующего дня. Набравшись новыми силами, я пошел в городской распределительный пункт. Будучи весь в крови, я заявил, что якобы ранен грабителями на станции-вокзале. При записи я указал, что являюсь красноармейцем 1-го кавалерийского полка Кравцов Сергей Иванович. Из распределителя я был направлен в госпиталь. С этого момента я стал носить фамилию Кравцов».
Этот рассказ ярко передает атмосферу тех лет, когда случалось всякое, и когда изменить фамилию и скрыться было не очень сложно.

Однако в этих показаниях Кравченко есть моменты, которые требуют выяснения. Он говорит, что просил его добить, а исполнители разбежались. Но такого просто не могло быть. Расстрел был приведением в исполнение приговора реввоентрибунала, был составлен обязательный акт о приведении приговора в исполнение и если бы комендантская команда услышала голос, - без всякого сомнения, они добили бы приговоренного.

Скорее всего произошло следующее. Расстрел осуществлялся в темноте. Убедившись, что все приговоренные бездыханны, их засыпали землей и уехали. А далее, как это часто бывало в те годы, появились мародеры, но, услышав голос очнувшегося Кравченко, испугались и убежали.

Казалось бы, теперь, восстав из могилы и став другим человеком, Кравченко сумеет жить более или менее спокойно. Тем более что судьба забросила его подальше от места расстрела, в Кизляр, на тихую должность в местном военкомате: сначала письмоводителем, затем делопроизводителем и впоследствии заведующим пересыльным пунктом. Здесь бы ему и дожить до конца Гражданской войны, а дальше затаиться где-нибудь в глуши. Да и кому он теперь нужен - опаленный мотылек революции?..

Но недаром говорится, что если судьба кого метит, то навсегда.

Через год и два месяца после описанных событий в Кизляре, где тогда работал Кравченко, оказался его знакомый, которому было известно, что тот был расстрелян. Этот человек сообщил чекистам, и Кравченко ничего не осталось, как бежать в банду. Два года его носило по Кавказу и калмыцким степям. Несколько раз он пытался сдаться красным, вроде бы даже приходил с повинной, но как-то не складывалось.

В конце концов, его поймали, он оказался в руках ОГПУ, и его прошлое раскрылось. Что с ним делать, если по всем документам его уже нет на свете?

Сначала судьбу Кравченко попытались решить просто:

«Почтотелеграмма.
...Принимая во внимание заинтересованность местной прокуратуры по делу Кравцова-Кравченко, прошу разрешить переслать такового местным судвластям обещанием расстрелять, что и будет иметь громадное моральное значение в борьбе с бандитским миром на месте и санкционировать расстрел нам.

Но потом, видимо, решили не связываться с этим делом, и передали Кравченко по месту жительства (а родом он был из слободы Мартыновка) в Северо-Кавказский военный округ. Теперь он добавил головной боли тем, кто избавился от него два года назад:

«Совершенно секретно
Военному прокурору СКВО (лично)

КРО ПП ГПУ на Юго-Востоке России сообщает, что в ПП ГПУ содержится под стражей некто Кравченко-Кравцов Сергей Антипович (Иванович), опросом которого установлено, что в 1920-м году Кравченко состоял начснабом одной из бригад Думенко Бориса Мокеевича. В том же году Кравченко вместе с другими был приговорен Верхтрибом к расстрелу. При приведении приговора в исполнение Кравченко, будучи только раненым, бежал, спассшись от расстрела...

Сообщая вышеизложенное, прошу запросить высшие инстанции, как поступить с Кравченко-Кравцовым. Со своей стороны добавляем, что Кравченко-Кравцов мог бы быть использован по линии б/б (Борьбы с бандитизмом. - Ю.К. )».

Идея использовать в своих целях Кравченко привела одного из уполномоченных отдела ГПУ по Юго-Востоку России, некоего Ананьина, к вынесению 17 июня 1923 г. неожиданного постановления: «Дело производством прекратить и сдать в архив по совершении причины преступления». За корявостью формулировки скрывается, казалось бы, признание того факта, что Кравченко уже был расстрелян и можно больше к этому не возвращаться. Но действительный смысл такого решения был совсем в другом, о чем и сказано в постановлении дальше:

«Кравченко-Кравцова из-под стражи освободить, обязав такового подпиской о том, что если таковой совершит какие-либо преступления против Соввласти, то будут в силе все раннее совершенные преступления, а также Кравченко-Кравцова согласно личного желания использовать в деле борьбы с бандитизмом».

С точки зрения ОГПУ, идея держать человека на поводке достаточно перспективная и проверенная. Но, видно, кто-то подсказал товарищу Ананьину, что он слишком много на себя берет, и уже через месяц в докладной записке на имя полномочного представителя ПП ОГПУ по Юго-Востоку товарища Евдокимова Ананьин писал прямо противоположное: «На основании постановления ВЦИК от 14/3-23 г. Кравченко-Кравцов Сергей Иванович за пребывание в бандах подлежит полному помилованию, но ни в коем случае таковой не может быть помилован как Кравченко Сергей Антипович (Следователь окончательно запутался в отчествах Кравченко. - Ю.К. ) за совершенные преступления по делу командира краснопартизанского отряда Думенко в контрреволюционном заговоре, ибо таковой числится до настоящего времени как расстрелянный по приговору Верхтриба, а также не может быть помилован за преступления, совершенные после добрсдачи, и мои личные мнения в деле борьбы с бандитизмом такового использовать ни в коме случае не возможно…и таковой должен быть расстрелян также как проходящий по делу Думенко.

Уполномоченный ПП КРО Ананьин
Июля 19 дня 1923 года
г. Ростов/Дон».

Воистину по известному выражению «казнить нельзя помиловать»! Только Советской властью запятая намертво впечатана после первого слова.
Товарища Евдокимова полученная записка явно не обрадовала, и он решил посоветоваться. Ну, а где в советское время давали наиболее полезные советы, больше похожие на указания, обязательные к исполнению? В партийных инстанциях. Евдокимов сразу же обратился туда и уже через два дня получил нужные инструкции:

«Российская коммунистическая партия большевиков.
Секретарь Юго-Восточного Бюро ЦК.
Уважаемый товарищ Евдокимов!
Действительно, казус. Такого никто не мог предвидеть. Полагаю, что вы правы.
1) Использовать по возможности до решения Центра, который надо запросить о дальнейшей судьбе Кравченко.
2) Приговор не приводить в исполнение до разрешения вопроса Центром.
С приветом!

П.С. Если считаете возможным решить вопрос на месте в Ростове, договорившись с Бюро и прокуратурой, то выносите этот вопрос на обсуждение членов Бюро».
Евдокимову вроде бы предлагалась альтернатива, но он все же правильно понял вышестоящего партийного товарища. Поэтому решил не искушать судьбу, и дело Кравченко, от греха подальше, отправил в Москву.

И вот, наконец, в трагической «одиссее» чудом «бежавшего из могилы» человека была поставлена точка:

«Выписка из протокола Распорядительного заседания Военной коллегии Верхсуда Республики от 19 сентября 1923 года.
Слушали:
Преступные деяния, совершенные осужденным выездной сессией КРВ 5-6 мая 1920 г. по делу Думенко и других Кравченко Сергеем Ивановичем, квалифицировать по ст. 64 УК, карательный статус санкции по первому пункту ст. 105 УК.
Постановили:
Дело № 326 РВТР 1920 г. по обвинению командира конного корпуса Думенко и других. Заключение военной прокуратуры по делу приговоренного к расстрелу Кравченко С.А.
Применяя к осужденному Кравченко амнистию в честь 5-й годовщины Октябрьской революции на основании ст. 9 указанной амнистии заменить ему, Кравченко, расстрел 10 годами лишения свободы».

Так уже один раз расстрелянного человека оставили в живых. Прожил он еще не один десяток лет, чтобы трагически погибнуть в родной Сальской степи, от финки чабана, в пьяном угаре празднования 40-летия Октябрьской революции .

Вот история человека, судьба которого трагически связалась с судьбой комкора Бориса Думенко, - история, позволившая нам через многие десятилетия узнать о последних минутах жизни Думенко и расстрелянных с ним ближайших сотрудниках его штаба, достоверно выяснить место их гибели. Ведь тот расстрел осуществлялся ночью, скрытно, в страхе перед тем, что кто-то из первых красных партизан-думенковцев, боевых соратников комкора попытается освободить Думенко. А заодно и сделали все, чтобы место захоронения навсегда осталось тайной: распространили «официальную версию», что все осужденные к смерти были отправлены в Москву для рассмотрения ВЦИКом вопроса о помиловании, всем имевшим отношение к расстрелу было приказано указывать на Кизитеринскую балку. Судя по письму Карагодина, и самому Кравченко в ГПУ строго-настрого было велено указывать не на ростовское кладбище, а на Кизитеринскую балку как место расстрела.

Примечания:

Подробнее см.: Пчелинцев А.С. Трижды рожденный С.А. Кравченко // Пчелинцев А.С. Память сердца: Записки друга писателя В.В. Карпенко. Южный (Ростовская обл.), 2007. С. 83-127.