Святые современники. Патриарх Павел: «Мы не исчезнем, но предадим себя в руки Бога Живого Когда человек рождается он плачет

«Когда человек рождается - он плачет, а остальные радуются. В конце пути должен радоваться уже он, а остальные - плакать. Вот такой и должна быть жизнь», - гласит сербская мудрость.

Прощаясь с патриархом Павлом, ощутили и печаль, и радость. Печаль от расставания с живым святым, и радость от обретения небесного заступника.

Именно так, «живым святым» называли почившего святителя не только православные сербы, но даже вменяемая часть проевропейских либералов.

В связи с блаженной кончиной Святейшего, президент Сербии объявил трехдневный траур. Была приостановлена трансляция развлекательных телепередач, ведущие центрального канала были в черном. Все крупнейшие печатные органы отдали дань уважения духовному вождю своего народа. Старейшая сербская газета «Политика» подарила своим читателям полноцветный буклет «Жизнь, искушения, поучения», посвященный святителю. Школьники, желающие попрощаться с почившим, имели право пропустить занятия...

Европейская пресса, традиционно недоброжелательно относящаяся к сербскому патриарху, проявила определенный такт. (Выпады швейцарского информагентства РНА, а также франкфуртского «Общества угнетенных народов», обвинявших «националиста в облачении патриарха» в тесных отношениях с военными преступниками, являются, скорее, исключением).

На этом достаточно спокойном фоне особенно безобразной и показательной выглядит истерика, закатанная рупорами «Другой Сербии». По емкому высказыванию аналитика еженедельника ПЕЧАТ Слободана Антонича, «другосербиянцы» «инстинктивно почувствовали, что все, связанное с патриархом Павлом, может представлять опасность для евроатлантической идеологии и для ее культов». («Павлови дани и наши страсти», Печат, №91, 27.11.2009).

Не обладая способностью сочувствовать искренней печали простых сербов, «другосербиянцы» попытались проанализировать этот «феномен».

Согласно одному из толкований, «Сербия является забитой клерикальной джамахирией». Состоящей из «подданных, половина которых безграмотна, а также элиты из числа академиков, церковников, писателей, спортсменов и политиков. Именно у них, по мнению идеологов «Другой Сербии», «кровавый прагматик Милошевич, лишенный каких бы то ни было идей, и украл идеологию великосербского нацизма. И лишь отсутствие комплексных мер по люстрации, позволяет огромным массам сербского народа пребывать в плену тех же самых идей».

«Однако, - по мнению обозревателя ТК Б-92, - весь этот языческий размах похорон был бы немыслим, если бы не существовало систематического «индуцирования печали» со стороны Бориса Тадича и его СМИ».

Активисты «Другой Сербии» обозвали общегосударственный трехдневный траур «Принудительной скорбью», которая была затеяна пиарщиками Тадича с целью «создания имиджа президента-патриота». «Максимальное за последние несколько лет сближение Церкви с государством» напугало «другосербиянцев» тем, что оно сигнализировало «об опасности сворачивания с пути дальнейшей евроатлантической интеграции».

Впервые с открытыми выпадами югославской прессы против церкви я столкнулся зимой 2000 года. В руки попалась черногорская газета, напечатанная - как вся прозападная сербскоязычная пресса - хорватской графикой (латинницей). Газета принадлежала политическим силам, взращивавшим в среде черногорских сербов духа инаковости от остальных сербов.

Один из центральных материалов утверждал, что «именно Сербская Церковь отбросила нас в прошлое». Статья была выдержана в обычном для сербофобских изданий ключе, которые при всяком случае не устают напоминать о том, что «сколько бы Сербский Патриарх не пускал пыли в глаза, пытаясь оправдать свою вину, именно он сам, как и вся Сербская Церковь виновны за все войны. Ибо это они призывали сербский народ на войну за осуществление Великой Сербии».

В связи с этим хотелось бы привести несколько слов Его Святейшества, высказанные им по этому поводу.

Но прежде цитирования, напомню, что «Великая Сербия», которой пугали демократическую общественность весь ХХ век - это, всего-навсего проект удержания всех сербских земель в рамках одного государства. Внутри югославские административные границы, превратившись в межгосударственные, в очередной раз на протяжении истории разделили сербский народ. В 1990-х годах между тремя, а теперь уже между пятью государствами. При этом сербы, помнившие геноцид 1941-1944 годов, не пожелали вновь становиться гражданами второго сорта в Хорватии, Боснии и Косово, но выдвинули свой лозунг: «У них есть право отделяться от Югославии, а у нас есть право отделяться от них».

Борьба за сохранение автономных Сербских Краин, отстаивание прав на человеческое достоинство, а зачастую и на саму жизнь - преподнесено и преподносится до сих пор либерально-демократическими СМИ «великосербским империализмом».

Осенью 1992, не вытерпев лицемерия «международного сообщества», чьи гуманитарные организации оказывали помощь мусульманам и хорватам, не замечая при этом страданий сербского народа, сербы восточной Боснии задержали конвой с гуманитарной помощью, шедший мусульманам печально известной Сребреницы. Его святейшество лично отпечатал на своей печатной машинке и сам же разослал письма следующего содержания:

«Отечески умоляю сербский народ Скелан на Дрине освободить конвой международной гуманитарной помощи, направляемый в Сребреницу. Даже если и думаете, что такая помощь нужнее вам и вашим пострадавшим семьям, лучше будет сейчас претерпеть неправду, нежели учинить неправедное другим, вашим братьям другой веры, но одинаково несчастным, как и вы. Будем же людьми, детьми Божьими, будем же уповать на Его правду, а не на свой гнев - каким бы оправданным он ни казался. Во имя Евангельской любви Божией и нашей святой Церкви, которая проповедует ее, шлю вам свое благословение с верой в то, что будет облегчение и вашим страданиям, если на зло не ответим злом, но в тяжелейших искушениях останемся христианским святосавским народом.

В ежедневных молитвах о вас, Патриарх Сербский Павел».

(Из книги Йована Янича «Будимо људи. Реч Патријарха Павла»).

«Если нужно добиться Великой Сербии неправедным путем, нельзя соглашаться на это. Пускай не будет никакой Великой Сербии, если за это нужно платить злом.

Если бы и Малую Сербию можно было бы удержать только злом, нельзя соглашаться на это. Пусть не станет и Малой Сербии, если за это нужно платить злом.

Пусть нас не станет, но мы исчезнем как люди.

Да и не исчезнем вовсе, но предадим себя в руки Бога Живого».

После того как Жёлтый Владыка девятнадцать лет управлял Поднебесной и приказы его исполнялись во всех пределах земли, он прослышал о том, что на горе Пустого Подобия обитает мудрец Гуан Чэн-цзы. Жёлтый Владыка пришёл к нему и спросил:

Я слышал, что вы, уважаемый, постигли высший Путь. Позвольте спросить, в чём суть высшего Пути? Я желаю вобрать в себя тончайшие испарения Неба и Земли, чтобы способствовать вызреванию хлебных злаков и благоденствию народа.

То, о чём ты спрашиваешь, - отвечал Гуан Чэн-цзы, - это сущность вещей. Но то, чем ты хочешь управлять, это мёртвая оболочка вещей. С тех пор как ты управляешь Поднебесной, дождь выпадает прежде, чем соберутся облака, листья и травы увядают, не успев пожелтеть, а солнце и луна тускнеют неотвратимо. Ты слишком мелок душой - как можно удостоить тебя разговором о высшем Пути?

Жёлтый Владыка ушёл восвояси, сложил с себя царский титул, построил себе уединённую хижину, сплёл себе циновку из белого тростника и прожил отшельником три месяца. Потом он снова пришёл к Гуан Чэн-цзы за наставлением. Гуан Чэн-цзы лежал головой к югу. Жёлтый Владыка почтительно подполз к нему на коленях и, поклонившись до земли, спросил:

Я слышал, уважаемый, что вы постигли высший Путь. Позвольте спросить: что нужно делать с собой, чтобы долго жить?

Гуан Чэн-цзы поспешно поднялся и сказал:

Какой прекрасный вопрос! Подойди, я поведаю тебе о высшем Пути:

Семя высшего Пути
Так глубоко! Так сокровенно!
Исток высшего Пути
Так тёмен! Так неприметен!
Не смотри и не слушай,
Храни свой дух, себя упокой,
И тело выправится само.
Будь же покоен, будь всегда чист,
Не изнуряй себя трудами,
Не отдавай жизненных сил,
И сможешь жить долго.

Пусть глазам твоим будет не на что смотреть, ушам нечего слушать, а сознанию нечего знать. Оберегай духом своё тело, и оно будет вечно жить. Внимай тому, что хранится внутри, затворись от всего, что приходит снаружи, ибо многознайство сулит погибель. Тогда я воспарю с тобой выше светила небес - к истоку высшего Ян. Я погружусь с тобой в чертоги подземного мрака - к истоку высшего Инь.

Умей быть господином Неба и Земли,
Умей вместить в себя и силу Инь, и силу Ян.
Будь осторожен, умей себя уберечь,
И всё живое само обретёт счастье.

Я оберегаю единство всех вещей и в себе храню вселенскую гармонию. Я совершенствуюсь уже тысячу двести лет, и тело моё до сей поры не одряхлело.

Тут Жёлтый Владыка дважды отвесил земной поклон и воскликнул:

Да будет Гуан Чэн-цзы моим «Небом»!

Подойди и внемли, - отозвался Гуан Чэн-цзы. - Эта вещь безмерна, а люди думают, что у неё есть мера. Тот, кто обретёт мой Путь, вверху станет царственным пределом, внизу - грядущим правителем. Тот, кто потеряет мой Путь, вверху прозреет свет, внизу сольётся с прахом земным. Ведь всё живое в этом мире выходит из праха и в прах возвращается. А потому я покину тебя и войду во врата Бесконечного, буду странствовать в просторах Беспредельного. Я сольюсь со светом солнца и луны, соединюсь с вечностью Неба и Земли. Кто идёт ко мне, меня не приметит. Кто уйдёт от меня, обо мне не вспомнит. Все люди смертны, я же пребуду вовеки.

☦ "СТРАННЫЙ ТАНДЕМ" ☦ ☦ ☦ В гостиной за невысоким столом в удобных бежевых креслах сидели он и она. Он – крупный, осанистый, в самом расцвете сил, но уже отмеченный благородной сединой. Она – еще молодящаяся и тщательно следящая за собой дама явно пенсионного возраста. Из огромного плазменного телевизора доносилась пальба, смачные звуки ударов, хруст сокрушаемых челюстей. – Вахо, может, еще чаю?.. – последовало предложение от дамы. – Нет, спасибо, – еле слышно ответил он, не отрываясь от экрана. – По «Имеди» сейчас твой футбол начнется, – мягко напомнила она и подвинула Вахо блюдечко с арбузным вареньем. – «Барса» и «Реал» играют. Варенье попробуй. Твое любимое. – Вау! – обрадовался Вахо и щелкнул пультом. – Как такую тещу не любить! Все ты помнишь! Потом пошел к холодильнику за пивом и приготовился болеть. Через пять минут Вахо, забыв обо всем на свете, весь ушел в игру. Выкрикивал, жестикулировал, иногда даже пускал крепкое словцо, потом спохватывался и извинялся. Теща, Алла Арчиловна, снисходительно посматривала на экран и на всякий случай отодвигала подальше от зятя бьющиеся предметы. Тут затренькал мобильный. Теща взяла смартфон и властным, не терпящим возражений голосом сразу отчитала кого-то невидимого: – Что значит «скоро буду»? У тебя совесть есть? Муж давно дома, а ты шляешься неизвестно где. Какая еще пресс-конференция? Без тебя там прекрасно обойдутся. Быстро домой, я кому сказала! И не застревай ни с кем по дороге. Тебе лишь бы язык почесать. И рассерженно откинула мобильник на диван. Зятю доложила: – Лали в дороге. В этот момент «Барса» забила гол, и Вахо подскочил на диване, издав боевой клич гориллы, повергнувшей соперника. Он даже не услышал сказанное. Алла Арчиловна откинулась на спинку кресла и устремила невидящий взгляд на бегающих по полю игроков. Пока явно шла игра в одни ворота. Мысли ее были далеко и к футболу не имели никакого отношения… С мужем Алла Арчиловна рассталась, как только вышла с грудной Лали из роддома. Молодой папа успел так основательно отравить ей жизнь за время беременности, что дальнейшее существование вместе потеряло всякий смысл. Теперь жизнь вертелась беличьим колесом вокруг единственной дочки, которой хотелось дать все по максимуму. Музыка, английский, плавание для хорошей осанки и прочее…. Хорошо, что у Аллы Арчиловны, известного в городе филолога, всегда было много учеников и групп абитуриентов. На скромную жизнь хватало вполне. В 17 лет Лали влюбилась в соседа Вахо. Алла Арчиловна думала, что это просто увлечение и смотрела сквозь пальцы на их прогулки по вечерам. Вахо явно был не пара утонченной Лали и никак не рассматривался как реальная партия после окончания института. У отличницы Лали это был первый серьезный роман, и мать прекрасно понимала, что дочери просто лестно мужское внимание. Что ж, пусть отточит манеры, разовьет женское обаяние и поднимет самооценку. На будущее пригодится. Думать о замужестве, не успев кончить школу, казалось верхом бессмысленности. Вахо еле тащился из класса в класс, читать не любил, спортом не занимался и о будущем имел самые расплывчатые планы. Хотя и хулиганом его назвать было нельзя. И семья его была, так сказать, очень далека от интеллектуальной элиты. Выпивоха отец – тачкист на базаре, мать – уборщица. И вдруг Лали заявила матери: – Мы с Вахо решили пожениться. Алла Арчиловна впала в шок и на пальцах стала объяснять дочери, что ее может ждать с человеком без образования. То ли гормоны у обоих забурлили, или, и правда, стрелы Гименея ранили обоих одновременно, но как-то вечером Лали позвонила матери и, заливаясь счастливым смехом, поставила перед фактом: – Мама, я уже жена Вахо. Домой не жди. Приходи посмотреть, какое он мне колечко купил. Эта новость стоила Алле Арчиловне сердечного приступа, но через день она взяла себя в руки и пошла поздравить молодых. У соседей – родителей Вахо – Алла Арчиловна никогда не была: не находилось ничего общего. Увиденная картина неприятно поразила ее. Сразу поняла, что ее Лалико здесь не уживется. Слишком уж разный уровень. У Лали была эйфория. Она щебетала, смотрела на Вахо сияющими глазами и не видела очевидные вещи. Новоиспеченные свекор и свекровь приняли ее хорошо, накрыли стол к приходу новой родни и всячески поддерживали светскую беседу на общие темы. Алла Арчиловна посидела пару часов и ушла оттуда с тяжелым сердцем. Ее прогноз оправдался. Месяца через два Лали пришла к матери в слезах и сказала: – Я не могу там жить. Какие они грубые и противные люди. Если б я знала это раньше!.. И полился поток обид. От каждой у матери обрывалось сердце. Разве для этих одноклеточных она растила свою принцессу, отказывая себе во всем? Разве могут эти чужие, примитивные люди оценить хрупкую душу ее девочки? Но сама пыталась сгладить чужие огрехи. Лали уже беременна, у нее обостренная чувствительность. Не дай Бог ребенку повредить. Все-таки Вахо неплохо себя ведет, с Лали очень вежлив, недавно сторожем устроился и еще ищет подработку. Родилась Нинико, но после ее рождения Лали с вещами явилась домой. – Я больше там жить не могу! Иначе у меня будет нервный срыв! Позади нее неуверенно топтался Вахо, стараясь не встречаться с тещей глазами. Понимал, что не смог оградить жену от придирок своей матери. Потом, оставшись один на один с матерью, Лали рассказала о мелкой, изматывающей грызне на чужих метрах. Алла Арчиловна хотела сперва глобально поругаться с никчемным зятем, не сумевшим отстоять интересы молодой семьи, потом задумалась и кардинально изменила свой план действий. Вахо и Лали прочно обосновались у тещи, которая оказалась образцовой бабушкой. Лали захотела учиться и осуществить свою мечту – стать журналисткой. По этому поводу свекровь передала свое ЦУ: мол, замужней женщине надо сидеть дома, а не страдать от избытка мозгов. В ее понимании журналистки все сплошь развратницы, которые заняты сбором сплетен и по ходу наставляют мужьям рога. Лали кончила университет, параллельно родила вторую дочку Кетино и устроилась на работу в одно перспективное издание. Все эти ступеньки были пройдены благодаря жертвенной Алле Арчиловне, которая создала дочери все условия для карьерного роста. Вахо работал в более прозаических местах: то продавал что-то на базаре, то делал электрику по вызову. Брался за все, что подвертывалось. Приходил поздно и засыпал уставший. Для семьи он делал, что мог. По максимуму. Его жена жила более интересной и разносторонней жизнью, все более и более отдаляясь от мужа. Однажды она сказала матери крамольное: – Знаешь, наш брак с Вахо изжил себя. Мне с ним практически не о чем говорить… У меня на работе есть один коллега… Дато… Очень начитанный, объездил полмира, прекрасный специалист… – И думать не смей о разводе! – резко оборвала ее мать. – Так и знай! Я перестану тебе помогать. Сама возись со своими детьми! Пальцем не шевельну. – Ты забыла, чья ты мама?! – оторопела Лали от неожиданности. – Я не забыла. О разводе забудь. С этими твоими сотрудниками хорошо кофе на перекуре пить, а для семьи они все не годятся: все разведенные или не пойми в каких отношениях. Поломать семью можно за пять минут. А вот сохранить – искусство. Перспектива остаться без помощи матери с двумя дочерьми выглядела настолько тоскливо и безнадежно, что разговор как-то сам собой затух. Лали успешно шла вперед по жизни. Ее часто посылали в командировки, вокруг роились новые и новые интересные люди, о которых хотелось писать и увековечивать их истории и разнообразный жизненный опыт. А дома была привычная рутина: Вахо, заснувший после работы прямо у телевизора, и уже подросшие дочери, жившие в другом, подростковом измерении, не мыслящие себе жизнь без Фейсбука. Алла Арчиловна, с точки зрения Лали, на старости совсем поехала головой: 75 лет – возраст приличный. Все свое внимание она сосредоточила на зяте. Не ленилась готовить в день два обеда (у дочери на такую прозу жизни никогда не хватало времени): один – мясной – для Вахо и другой – исключительно диетический и легкий – для дочери и внучек, блюдущих фигуры. Неутомимая теща знала наизусть, за какую футбольную команду болеет Вахо и какое пиво особенно жалует, что нового у его друзей жестянщика Мишо и маляра Гарика. И еще много чего такого, о чем жена даже не имела представления и не пыталась вникнуть. Задача тещи была поистине странная – создать зятю зону комфорта. От дочки требовался ежедневный отчет – где была, когда придет – и чтобы как можно меньше задерживалась у подруг. – Общаешься на работе и в транспорте, висишь на своем Фейсбуке – и хватит. Лучше вспомни, когда ты последний раз дом пылесосила! И сходи с мужем к золовке на день рожденья через неделю! Лали, и подарок не забудь выбрать нормальный, а не первую попавшуюся вазу! Дочка закатывала глаза и в тысячу первый раз просила мать не лезть в ее жизнь. Тут Алле Арчиловне становилось резко плохо с сердцем, и Лали, как любящая дочь, кидалась хлопотать вокруг матери, рыться на полке с лекарствами, мерить давление и так далее. Бывали, конечно, у супругов и ссоры, но теща китайской стеной становилась на защиту любимого зятя, а Лали ничего не могла сделать с этим странным тандемом. Так общими усилиями супруги встретили 25-летний юбилей своей свадьбы. Лали уже и не думала о разводе, дочери закончили институты и были заняты устройством своих жизней. Алла Арчиловна сильно сдала, но еще вела домашнее хозяйство, время от времени шпыняя дочку. *** Входная дверь тихо открылась, и в комнате появилась Лали. Ее встретил вопрос матери: – Ты сосиски для Вахо купила или забыла? – Купила. Вахо оторвался от экрана и крикнул жене: – Иди сюда, посмотри, как они классно разделали «Реал». – Иду, иду, – Лали подсела к мужу. – Нет ли по другим каналам чего-то интереснее? И взялась за пульт. – Не мешай! – последовало замечание от матери. – Полуфинал кончится через 15 минут. Вахо метнул благодарный взгляд на группу поддержки и обнял жену. Вахо и Лали молча смотрели полуфинал. В кресле напротив скучала теща. Ни дочка, ни зять не знали, что на другом канале шла в это время заключительная серия ее любимого турецкого фильма, который ей так хотелось досмотреть… Мария Сараджишвили ☦ ☦ ☦